Академия наук СССР. Башкирский филиал. Институт истории, языка и литературы.

РАИЛЬ ГУМЕРОВИЧ КУЗЕЕВ. ПРОИСХОЖДЕНИЕ БАШКИРСКОГО НАРОДА. ЭТНИЧЕСКИЙ СОСТАВ, ИСТОРИЯ РАССЕЛЕНИЯ. МОСКВА, НАУКА, 1974. ©

Ссылка на автора обязательна! ©

Ответственный редактор Т.А. Жданко.

Материалы в электронном виде предоставлены Б.А. Муратовым.

ЭТНИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ БАШКИРСКИХ КИПЧАКОВ

Кипчаки и Дешт-и-Кипчак

Известия о кипчаках (половцах, куманах) разбросаны в многочисленных письменных памятниках средневековья как восточных, так и западных (библиографию см.: Бартольд, 1968а; Плетнева, 1958). Постоянно растет число научных публикаций, средневековых текстов, содержащих новые факты и сведения о кипчакских племенах. В последние годы накоплен значительный археологический материал, который исследователи более уверенно, чем прежде, связывают с кипчаками. На основе существенно расширенной и обновленной фактологической базы создан и опубликован ряд исследований, обобщающих историю кипчаков в одном из крупных регионов их расселения в эпоху средневековья: в Средней Азии, Поволжье и на Северном Кавказе, Урале и в южнорусских степях (новую сводку источников исследований о кипчаках см.: Кумеков, 1972). И все же было бы чрезвычайным оптимизмом считать, что в истории кипчаков все ясно. Напротив, более чем через полстолетие после известных работ В. Б. Бартольда, И. Маркварта и других исследователей возникает необходимость вновь обобщить огромный материал по истории кипчаков и оценить их роль в этнической и политической истории целого ряда народов. Историческая лингвистика своей классификацией тюркских языков, а также выделением в их западной ветви обширной кипчакской группы шире других дисциплин оценила место кипчаков на завершающих стадиях этнического оформления многих народов Восточной Европы и Средней Азии. Создание исследования по этнической и политической истории кипчаков с эпохи древности до позднего средневековья — одна из нерешенных задач исторической науки. Изучение кипчакских родоплеменных образований в отдельных регионах или в составе тех или иных этносов, надо надеяться, поможет будущей разработке общей истории кипчаков.

Древняя история кипчаков теряется в глубине веков. Вероятно, первое достоверное известие о них относится к середине VIII в.: в надписи на памятнике уйгурскому кагану Моюн-Чуру (другая транскрипция имени — Баянчора), упоминаются “тюрки-кипчаки, которые “властвовали [над нами] пятьдесят лет”. Следовательно, по крайней мере, с конца VII в. кипчаки были жителями Саяно-Алтайского нагорья или же пришельцами сюда с соседних областей. Еще Е. Грум-Гржимайло доказывал, а позже его поддержал М. И. Артамонов, что предки кипчаков представляли собой западную ветвь алтайских динлинов, и в конце 1 в . до н . э. были покорены хуннами” (Грум-Гржимайло, 1926, стр. 57— 59; Артамонов). Эта гипотеза опирается на идентификацию “страны кипчаков” из сообщений средневековых мусульманских авторов с “владением... Кюеше”, “покоренном” хуннами, из древнекитайских источников (Бичурин, 1950, стр. 1, 50). Если предложенная идентификация верна, то родина кипчаков — верхнее течение Иртыша и прилегающие, к нему степи.

В восточных источниках кипчаки впервые упоминаются Ибн-Хордадбехом (IX в.); позже известия о них и кимаках становятся обычными в арабо-персидской и тюркской литературе. Основная территория расселения кимако-кипчакских племен до конца X в. большинством источников очерчивается в границах среднего течения Иртыша и смежных с юга областей. Кипчаки и кимаки были родственными племенами, однако, согласно новейшим исследованиям, полностью их отождествлять не следует. Кипчаки в VIII—XI вв. политически связаны с кимаками, возможно зависимы от них; кипчаки и кимаки, вероятно, говорили на различных диалектах одного языка (см. МК, 1960, стр. 66). В то же время политическая зависимость кипчаков от кимаков не была стабильной, а в этнокультурной характеристике тех и других имелись своеобразия, связанные, может быть, с различиями в потоках их этногенеза (Кумеков, 1972, стр. 42—44).

В X в., а возможно и раньше, начинается движение кипчаков в южном (на Сырдарыо) и западном (в Поволжье, южнорусские степи) направлениях. Кипчакская миграционная тенденция, нарастая, достигает кульминации в XI в. Именно в это время сырдарьинские и приаральские степи получают наименование Дешт-и-Кипчак. По мере расселения и возвышения кипчаков новое название распространяется на запад; к концу XI—началу XII в. «кипчакскими степями» (Дешт-и-Кипчак) становится огромная полоса территории Евразии — от Иртыша до Дуная.

В многочисленных контактах кипчаков в процессе их миграции на юг и запад наибольшее значение в плане формирования их собственного этнического облика имели взаимодействия с печенегами и огузами. Печенегов кипчаки знали еще в период пребывания в Азии: кыпчакские племена в VIII—IX вв. были северными соседями печенегов, кочевавших на Сырдарье и в Приаралье. Не лишены основания предположения о том, что в волнах кочевников, которые докатились в VIII и тем более в IX в. до Северного Кавказа, был кипчакский компонент (Поляк, 1964, стр. 42). Речь, конечно, не идет о массовой миграции, но более раннее, чем принято считать, проникновение кипчаков на запад не следует недооценивать. Появление в Приаралье и в южнорусских степях кипчакских групп в период этнического преобладания там печенегов свидетельствует об активности кипчаков и о начавшемся возвышении одного из мощных степных объединений средневековья.

Взаимоотношения кипчаков с огузами не очень ясны. Этническая близость их отмечается в ряде источников. М. Кашгари говорит о близости языка огузов и кыпчаков (МК, 1960, стр. 66); по Рашид ад-дину, кипчаки происходят от народа, который «смешался» с родом Огуза (1952, стр. 83). В некоторых исследованиях кипчаки перечисляются среди 24 колен огузов. По преданию, очень широко распространенному и в подробностях переданному Рашид ад-дином (1952, стр. 84) и Абу-л-Гази (Кононов, 1958, стр. 43-44), Кипчак был сыном одного из погибших в битве «нукеров» или «беков» Огуз-хана. Мальчика, родившегося в походе, Огуз-хан усыновил и назвал Кипчаком, а когда он вырос и возмужал, дал ему «много илей и нукеров» и послал покорить края «Тина, Итиля, Яика», где Кипчак царствовал «триста лет». В шежере башкирских кыпсаков передается (с некоторыми нюансами) та же легенда: «…Кыпсак из рода Лукман Хакима; его отец был военачальником в орде Огуз-хана; после того как его войско было побеждено, а он сам [отец Кыпсака] умер, Кыпсака, родившегося на дорогах войны, Огуз-хан взял на своё попечение» (БШ, стр. 95; другие варианты — БШ, стр. 104, 115). Эти предания и легенды напоминают, вероятно, об этнических связях кыпчаков и огузов, о взаимном их проникновении в эпоху, когда огузы жили на Сырдарье и были южными соседями кипчако-кимакских племен. Несмотря на древние связи, истоки происхождения огузов и кипчаков были, кажется, разные. Кипчаки, по Абу-л-Гази относятся к тем «нескольким илям», которым Огуз-хан дал имя, «но которые не происходят из его рода» (Кононов, 1958, стр. 51). При движении на запад кипчаки вобрали в себя огузо-печенежские племена западноказахстанских и прикаспийско-причерноморских степей; в XI— XII вв. они представляли собой по существу конгломерат преимущественно тюркских племен, при кипчакской политической и этнокультурной гегемонии.

Политическое возвышение кипчаков относится к XII — первым десятилетиям XIII в. Хотя они и не создали единого государства, но, господствуя на огромной территории, так или иначе участвовали во многих крупных исторических событиях той эпохи.

Главные политические устремления кипчаков были направлены на южнорусские степи и богатое Причерноморье. Башкирия была периферией па этом пути и мало интересовала кочевников в период их возвышения. Это, естественно, не исключает проникновения кыпчакских групп в Башкирию в X — XI вв. и даже раньше, так как традиционные связи башкир с Сырдарьей, Приаральем и Северным Кавказом не прерывались. Когда в X в. кипчако-кимакские племена стали господствовать на Сырдарье и в Приаралье, северо-западные пределы их кочевий достигали Южного Урала (Кумеков, 1972, стр. 60). В это время отдельные группы кыпчаков могли проникать на север, вплоть до районов Приуралья. Но все же нет оснований полагать, что кипчакское проникновение в Башкирию до начала XIII в. было массовым. Крупные вторжения кочевников-кипчаков не прошли бы незамеченными в переживавшем тогда пору расцвета Булгарском государстве; отложились бы эти события и в башкирских шежере. Между тем на этот счет пока не обнаружено никаких сведений. Первые сообщения о появлении кипчаков в Башкирии относятся к эпохе начала завоевательного похода монголов в Восточную Европу. Слух о страшной угрозе, опережая монгольский авангард, проник в Дешт-и-Кипчакские степи, и уже одно это привело я движение кочевников. В Лаврентьевской летописи (1229 г.) говорится о массовом движении кипчаков на болгарские земли «перед татары». Аналогичные сведения содержат восточные источники: по Ибн-ал-Асиру, «кипчаки бежали без всякого боя» перед приближением монгольских войск; одни укрылись в болотах, другие в горах, а иные ушли в страну русских» (Тизенгаузен, 1884, стр. 26). Значительная часть кыпчаков направилась в Приуралье и Поволжье. Об этом сообщает Абу-л-Гази; нарисовав страшную картину разгрома войсками Джучи-хана кипчаков, он завершает рассказ словами: «Те из них, которые спаслись, ушли к иштекам»[1] (Кононов, 1958, стр. 44)

Таким образом, массовая кипчакская миграция в Башкирию совпадает по времени с кануном и началом монгольских завоеваний в Восточной Европе.

Об этническом составе средневековых кипчаков

Названия кипчакских племен со ссылкой на летопись XIII в., составленную при мамлюкском эмире Бэйбарсе, сообщает Ан-Нувайри (XIV в.): токсоба, иета, бурджоглы, бурлы, кангуоглы, анджоглы, дурут, карабароглы, джузнан, карабиркли, котян. Позже перечень Ан-Нувайри повторил Ибн-Халдун (Тизенгаузен, 1887, стр. 540—541). В восточных источниках названы наиболее крупные племена кыпчаков. Менее значительные племена, не говоря уже о подразделениях племен, за редким исключением, не привлекли внимания хронистов. Лишь Ад-Димашки (XIII—начало XIV в.), отмечая приход части кыпчаков в Хорезм, перечисляет их разветвления: тау(таF), бузанки, башкырд, и др., (Навширванов 1929, стр. 83-84)[2]. Анализ родоплеменного состава народов кыпчакской группы также выявляет неизвестные ранее этнонимы, восходящие к основному населению Дешт-и-Кипчака. Таким образом, для примера, является байбакты, название казахского рода Младшего Жуза, в древней части генеалогии которого, имеется имя Токсаба, соответствующее названию наиболее крупного половецкого племени (Востров, Муканов, 1968, стр. 94—95).

К средневековым кипчакам в историко-этнографической литературе возводят обычно те родоплеменные образования, в названиях которых присутствуют элементы «кыпчак» или этнонимы, перечисленные в списке Ан-Нувайри. Родоплеменные группы кыпчак (и их тамги) зафиксированы в составе следующих народов:

Топонимы Кыпчак зафиксированы в районах расселения османских турков (Еремеев, 1971, стр. 94) и гагаузов (Баскаков, 1964, стр. 49).

Если считать ногайскую и киргизскую тамги вариациями тамги | , то все приведенные кыпчакские тамги сводятся к двум древним и близким между собой типам: черта и две черты. Тамга / была печенежской и была воспринята от них канглами, сформировавшимися на основе кипчако-печенежского смешения; тамга || являясь ее удвоением, стала знаком многих более «молодых» кыпчакских образований. Возможно, единообразию кыпчакских тамг на огромной территории мы обязаны той иллюзии кыпчакского этнического единства, которая порой просматривается в некоторых работах.

Этнический состав средневековых кыпчаков, если вспомнить историю их продвижения от Иртыша до Причерноморья, был не менее сложным, чем многих современных тюркских народов. Выше уже шла речь о смешении кыпчаков с печенегами и огузами. В перечне Ан-Нувайри, однако, немного этнонимических следов кипчако-печенего-огузского смешения, хотя Ибн-Халдун делает весьма важное добавление о том, что «все перечисленные племена не от одного рода» (Тизенгаузен, 1887, стр. 542). Кангуоглы, очевидно, те же канглы, которые многими исследователями отождествляются с кангарами (самоназвание печенегов) и кенгерес орхонских надписей начала VIII в. (Голубовский, 1884, стр. 55; Гумилёв, 1967, стр. 143)[3]. В то же время канглы рассматриваются как смешанные печенего-кипчакские племена, сохранившие в Дешт-и-Кипчаке старый этноним. Точно также печенего-огузское племя 6аяут (баут, баят) в XII в. выступает в составе кыпчаков или канглы (Толстов, 1947, стр. 93). Огузскими по происхождению, но появившимися в Восточной Европе в связи с движением кыпчаков, являются, как увидим ниже, этнонимы туркмен в составе башкир и ногайцев, монгольскими — герей (гэрэйле, гэрэй, гэрэ) в составе башкир.

О наличии в составе кыпчаков монгольского компонента писал еще И. Маркварт, и в этом поддержал его В. В. Бартольд (1968, стр. 400). Ибн-Халдун оставил на эту тему следующее сообщение: «Ход рассказа... указывает на то, что племя Дурут из кыпчаков, а племя Токсоба из татар» (Тизенгаузен, 1884, стр. 541— 532). В этом аспекте происхождение кыпчаков обстоятельному исследованию, кажется, еще не подвергалось, хотя сравнительно недавно была вновь высказана мысль о том, что кыпчаки, а в их составе и монгольские группы проникали на Северный Кавказ еще в VIII в. (Поляк, 1964). Вопрос о древнем монгольском компоненте в составе кыпчаков является чрезвычайно сложным, но постановка его, как видим, совершенно обоснована. В этом свете не могут не привлечь внимания некоторые археологические открытия последних лет. Реконструкция канов в кимакских жилищах на Сырдарье показала, что аналогии им восходят к системе отопления жилищ, распространенной в древнемонгольских городах. Эти наблюдения дали повод археологам С. Ахинжанову и Л. Ерзаковичу обновить гипотезу И. Маркварта о монгольском или, по крайней мере, центральноазиатском происхождении кимаков (Ахинжанов и Ерзакович, 1972, стр. 67—68). В Поволжье, в г. Булгары, раскопаны жилища, тип которых «характерен для монгольских городов» (Смирнов, 1971, стр. 496). Хотя монгольское происхождение кимаков невозможно считать доказанным (см. об этом Кумеков, 1972, стр. 35—46), накопленный к настоящему времени материал показывает, что центральноазиатский компонент (в том числе, вероятно, и монгольский) сыграл определенную роль в этнокультурном сложении кимако-кипчакских племен. Со временем, надо надеяться, появится возможность доказать этот тезис и на материалах тюрко-монгольской этнонимии. Присутствие в составе кипчаков монгольских групп в более позднее время аргументируется легче. Известно, что в XII в. (1125 г.) часть населения бывшей империи киданей (китаев) передвигается на запад в пределы Туркестана и образует государство кара-китаев (мусульманское название киданей), западные границы которого простираются до Каспийского моря. Однако кыпчаки столкнулись с киданями значительно раньше: восточные источники сообщают о движении китаев в районе Баласагуна в самом начале XI в. (Бартольд, 1968а, стр. 396). Взаимодействие кыпчаков с китаями, а позднее с кара-китаями сопровождалось инфильтрацией в кыпчакскую среду и тюркизацией монгольских родоплеменных групп, что нашло отражение в этнонимах ктай-кыпчак у казахов, узбеков и каракалпаков.

В Нижнем Поволжье и в Причерноморье кыпчаки по мере укрепления их влияния и могущества в степи поглощали и ассимилировали другие местные группы населения. Иначе трудно было бы объяснить ту «быструю победу» кыпчакского языка в Золотой Орде, которую отмечают многие источники. Приведем известное сообщение Ал-Омари (XIV в.): «В древности это государство было страной кыпчаков. Но когда им завладели татары, то кыпчаки сделались их подданными. Потом татары смешались и породнились с ними [кипчаками], и земля одержала верх над природными и расовыми качествами их [татар], и все они стали точно кипчаки как будто бы одного с ними рода...» (Тизенгаузен, 1887, стр. 235). Сравнительно легкая кипчакизация завоевателей объяснялась не только тем, что монголов в составе пришельцев было меньше, чем тюрков, как обычно подчеркивают в исторических исследованиях. Инерция кипчакизации монгольских групп определилась раньше, и включение завоевателей-монголов в этот процесс было продолжением этнической традиции. Едва ли лишь дипломатическими соображениями руководствовались монголы, когда, стремясь расколоть совместную алано-кипчакскую оборону, по словам Ибн ал-Асира, заявляли кыпчакам: «Мы и вы — один народ и из одного племени...» (Тизенгаузен, 1941, стр. 32—33). В конгломерате кыпчакских племен, несмотря на единый тюркский язык и степную культуру, не было мира и согласия. Монгольское завоевание Дешт-и-Кипчака в 1222—1230 гг. было облегчено противоречиями и междоусобицами, которые раздирали половецкую степь. Ибн-Халдун объясняет межплеменные распри кипчаков разностью происхождения племен (Поляк, 1964, стр. 42—43). В. Г. Тизенгаузен публикует пространный отрывок из сочинения Ан-Нувайри о «старинном соперничестве» между кипчакскими племенами токсоба и дурут, которое завершилось переходом токсобичей на сторону завоевателей и разгромом дурутов (Тизенгаузен, 1887, стр. 541). Война между кыпчаками не только облегчила монголам их завоевательные походы, но и создала ситуацию, при которой кипчакские племена искали спасение от жестоких завоевателей или в дальних откочевках с половецкой степи, или покорялись монголам и с их помощью, подобно токсобичам стремились расправиться со своими давними противниками. Такова была сложная этническая и политическая обстановка в Дешт-и-Кипчаке в период начавшейся массовой миграции кыпчаков в Приуралье.

Этническая история башкирских кипчаков

В составе башкирских кипчаков (точнее, в составе родов, объединенных общим названием «кыпчак») выделяются три родовые группы, четко отличающиеся тамгами.

Основой п е р в о й г р у п п ы является род Кара-Кыпсак. Относительно написания и произношения этнонима Кара-Кыпсак существуют два мнения. Большинство исследователей до недавнего времени писали Кара-Кыпсак (kара — черный). Д. Н. Соколов, опираясь на источники XVIII в. (Вельяминов-Зернов, 1864, приложение), высказал мнение, что правильное название рода Карый-Кыпсак (Соколов, 1904, стр. 5). Полевые материалы и шежере подтвердили заключение Д. Н. Соколова (БШ, стр. 102). Обычно информаторы этноним произносят в утвердившейся форме — Кара-Кыпсак, но наиболее сведущие старики еще твердо знают, что «древнее» название рода kарый, что, по их представлению, означает «исконный, самый старый»[4]. На древнетюркском языке qari’ действительно означает «старый, старик» (ДТС, стр. 426), однако народное объяснение является, видимо, поздним осмыслением значения слова. В примечаниях к «Книге моего деда Коркута» А. Н. Кононов приводит различные значения слова kaрa в тюркских языках: 'черный', 'плохой', 'дурной', но в то же время — 'северный’, 'главный', 'большой', 'могучий' (Кононов, 1962, стр. 259). Следовательно, Кара-Кыпсак (Карый-Кыпсак) мог быть этнонимом «могучих», «многочисленных» или «больших» кыпчаков. В этом плане любопытны и некоторые монгольские аналогии. В «Сокровенном сказании» термин qari [хаri] мн.ч. qarin встречается в значениях ‘род, племя, страна’ (Козин, 1941, стр. 524, 526). Б. Я. Владимирцев считал, что этот термин обозначает «большой род», «колено». Карый-Кыпсак мог означать, таким образом, «большой род кипчаков», «страну кипчаков» — термин, который персидские писатели передали как Дешт-и-Кипчак. Если идти дальше по предлагаемому пути анализа этнонима, уместно еще раз вспомнить замечание И. Маркварта о том, что кимаки, согласно мусульманским известиям, произошли от монголов, и особенно цитированное выше сообщение Ибн-Халдуна, что «племя Токсоба из татар». Окончательная оценка этих известий — не задача настоящей работы; в данном случае она сводится к тому, чтобы показать древность кара-кыпчакского рода, его далекие этногенетические связи с тюрко-монгольским этническим миром Алтая-Саянского нагорья и прилегающих областей.

Этноним Кара-Кыпсак, кроме башкир, зафиксирован у крымских татар (Маркович, 1928, стр. 11), синьцзянских киргизов (Абрамзон, 1959, стр. 338) и казахов, причем в составе казахов кара-кыпчакские роды являются «самыми разветвленными и многочисленными» (Востров, Муканов, 1968, стр. 75). Эта важная особенность целиком относится и к башкирским кара-кыпсакам, включавшим роды сарыш, аслы (ислы), сайкан (табл. 9). Некоторые родовые названия кара-кыпсаков имеют аналогии в этнонимии других народов. В составе зеравшанских кыпчаков зафиксирован род чарыш или сарыш (Гребенкин, 1872, стр. 100). В составе ногайцев также был род сарыш: в исторической песне «Ормамбет-бий» имеется образ дочери ногайского бия Айым или Сарыша-Айым (Толстова, Утемисов, 1963а, стр. 43). Топоним Сарыш-Кипчак зафиксирован в географической номенклатуре Крыма (Маркевич, 1928, стр. 11).

Происхождение кара-кыпсакского рода в башкирских шежере описывается в основных чертах так же, как в сочинениях Рашид ад-дина и Абу-л-Гази. Видимо, степная фольклорная традиция не знала границ. На башкирской почве средневековая концепция о происхождении кыпчаков несколько детализирована: Кыпчак-хан (или Кычак-хан) был приёмным сыном Огуза, который послал его завоёвывать «долину реки Итиль» (БШ, стр. 95). Триста лет царствовал Кыпчак-хан в своем государстве, и «все кыпчакские роды состоят из [его] потомков» (БШ, стр. 104). Что касается башкирских кыпчаков, то они — потомки Лач-бия (или Лаж-бля) — сына Кыпчак-хана. Сын Лач-бия, Кулсары-би, является отцом трёх тюб Карый-Кыпчаков», а другие кыпчакские роды — потомки другого сына Лач-бия — Алымлы или Алмай-бия (БШ, стр. 104, 116). В этих сообщениях обращают внимание, во-первых, четкие представления о различиях в происхождении кара-кыпсаков и остальных кыпчакских родов и, во-вторых, полное отсутствие в шежере и преданиях не кара-кыпсакских родов мотива об усыновлении Кыпчака Огуз-ханом и других сюжетов из традиционного кипчако-огузского фольклора.

В целом изложенное выше, а также кара-кыпсакский уран Токсаба указывают на этническое происхождение башкирских кара-кыпсаков от средневекового половецкого племени Токсаба — одного из древних племен Дешт-и-Кипчака, имевших тюрко-монгольское происхождение. Об этом же свидетельствует и типологическое единство тамг у большинства кыпчакских племен в составе разных народов (в случае с каракалпаками совпадают и ураны).

В т о р у ю г р у п п у образуют роды гэрэй и карагай с тамгами П _/\_ Л . К ним примыкают роды санкем, бушман и суун, у которых, кроме указанных, зафиксирована тамга Y . Для рода бушман тамга-вилы является основной, а тамга-ворота — заимствованной (табл. 9).

Вопрос о происхождении рода бушман решается благодаря рассказу Ад-Джувайни и Рашид ад-дина о борьбе кыпчаков с монголами в период усмирения последними все еще сопротивляющегося населения захваченных половецких земель. Наиболее ожесточенным «на берегу Итиля» было сопротивление «Бачмана, одного из тамошних эмиров, из народа кыпчаков, из племени олбурлик», который собрал вокруг себя «скопище других беглецов» (Рашид ад-дин, 1960, стр. 38). Пойманный Бачман был жестоко казнен Менгу-кааном. Соплеменники Бачмана были истреблены или покорены завоевателями. Часть людей из окружения Бачмана бежала на север по Волге и к концу первой половины XIII в. присоединилась к башкирам. Но это переселение могло произойти и несколько позже, в золотоордынский период. У казахов род бушман входил в состав племени кунграт (Левшин, 1832, III, стр. 10); известно, что монгольское племя кунграт в процессе тюркизации вобрало в себя многие кыпчакские роды. Название кыпчакского племени олбурлик из которого происходят бушманы, является, очевидно, производным от этнонима бурлы из Ан-Нувайри.

(Судя по тому, что предание об эмире Бачмане и его борьбе с монголами было известно татарам (БТ∂, стр. 174 — 175) и проникло в татарскую письменную традицию (Усманов, 1972, стр. 116), кыпсаки-бушманы участвовали в этническом формировании и татарского народа. Подразделение бушман (бычман) входит также в состав киргизского племени азык, которое С. М. Абрамзон относит к этническим группам алтайского происхождения (Абрамзон, 1971, стр. 39). Это последнее обстоятельство может означать, что бушман-бычман — тюркский этноним древнего происхождения, трансформировавшийся в преданиях согласно степной традиции в имя эмира бушман-кыпсаков (ср. Бурзян-бий, Кыпчак-бий и т. д.).

Несколько иначе выглядит этническая история гэрэй-кыпсаков. Тамгами племени кунграт казахов Среднего Жуза являются фигуры, совершенно аналогичное гэрэй-, карагай- и суун-кыпсакским тамгам. Учитывая, что в составе казахских кунгратов зафиксированы, по крайней" мере, два башкирских этнонима — бушман и байляр, может возникнуть мысль о кунгратских истоках этнической истории некоторых родоплеменных групп башкир. Однако, как обычно, зигзаги истории были сложнее, чей представляется с первого взгляда. Тамга-ворота — довольно сложная фигура и среди тюркских племен встречается редко. Примечательно, что в буквах орхонского алфавита, в которых можно найти аналогии большинству тюркских тамг, нет знака, напоминающего тамгу-ворога (Малов, 1951, стр. 17; Соколов, 1904, приложение). Тем более, должны привлечь внимание параллели, которые следуют ниже:

Тождественность тамг сомнения, кажется, не вызывает. Бросается в глаза следующая особенность: одна и та же тамга была распространена у золотоордынской аристократии, казахских «султанов» (если это не род?), кунгратов и, наконец, родоплеменных образований гэрэй, каракирей, керей. Есть ли здесь связь? Оказалось, что распространение этой тамги связано с почти одновременным приходом в XIII в. в центр золотоордынского государства племен кунграт и кереит, их тюркизацией с последующей миграцией уже тюркизированных (кипчакизированных) групп в состав некоторых народов Средней Азии и Восточной Европы.

Соотношение кереитов и казахского племени керей и обширную литературу по этому вопросу подробно рассмотрели В. В. Вострое и М. С. Муканов (1968, стр. 57—59, 90—92). Дискуссию о тюркском или монгольском происхождении кереитов, начатую еще в XIX в. Н. А. Аристовым, Г. И. Грумм-Гржимайло, В. В. Бартольдом, X. Ховорсом и другими, видимо, рано считать завершенной, хотя число сторонников идеи тюркской принадлежности кереитов увеличивается (см., например, Аманжолов, 1959, стр. 47—52), Если кереиты — могущественное и многолюдное объединение, еще в домонгольскую эпоху создавшее свое государство на границе с Китаем,— и были тюрками[5], нет сомнения и в том, что их движение в XIII в. на запад, вызванное разгромом их государства в 1202 г. монголами, происходило в составе войск завоевателей и, следовательно, сопровождалось в самом начале XIII в. проникновением и смешением в их среде монгольского компонента, Косвенным свидетельством этого может быть наличие рода кирэй в составе монголов XVII в, (Лебедева, 1958, стр.221).

По мнению В. В. Вострова и Н. А. Аманжолова, часть кереитов устремилась на запад, вплоть до Волги, где они сохранили свой этноним кереит и вошли позднее под этим названием в состав узбеков, киргизов, а небольшая группа — в состав казахов (Абрамзон, 1971, стр. 47; Муканов, 1972, стр. 6). Этноним кереит (кереид, кириет, кирийет) зафиксирован также в топонимии причерноморских степей (Баскаков, 1964, стр. 48). Другая часть кереитов осталась в Северном Казахстане и влилась в Средний Жуз казахов под названием керей (кара-керей, абак-керей), утратив окончание -т в прежнем этнониме. На наш взгляд, эта схема построена с учетом имеющихся материалов и выглядит убедительно[6]. Однако едва ли правомерно, если иметь в виду постоянные и далекие передвижения средневекового степного населения в эпоху монгольских походов, резко отгораживать кереитов и кереев, не допуская возможности их контактов, обратных миграций западных кереитов на восток или дальнейшего движения отдельных групп кереев па запад. Такие перемещения, как хорошо известно, из этнической истории среднеазиатских народов, были довольно обычным явлением. Появление этнонимов гэрэй (гэрэй-кыпсак), гэрэ — у башкир, герей — у крымских татар объясняется хотя бы частичной миграцией кереев на запад. В составе Золотой Орды кереиты и кереи имели определенные контакты с кунгратами. Монгольское племя кунграт было весьма влиятельным в Золотой Орде. Как писал Н. А. Аристов, кунграты «несомненно имели большое значение при дворе джучидов и в управлении подвластными народами» (Аристов, 1897, стр. 370). Известно, что жена золотоордынского хана Токты была из племени кунграт (Греков, Якубовский, 1950, стр. 100). В этой обстановке, очевидно, распространилась и утвердилась, в том числе и среди «подвластных народов», кунгратская тамга. Привилегированным положением кунгратов объясняется также и то, что кунгратская тамга становится тамгой золотоордынской аристократии, она же позднее — «султанская» тамга у казахов. Кунграты были одним из немногих монгольских племен, которые не потеряли в условиях Золотой Орды своего племенного единства, даже полностью подвергнувшись тюркизации (Греков, Якубовский, 1950, стр. 298). Кунграты включили в свой состав немало тюркских групп: в подавляющем большинстве случаев этнонимы родов племени кунграт в составе среднеазиатских народов косят тюркские названия (Жданко, 1950, стр. 37, таблица). Совершенно естественно предположить в этой ситуации тесные контакты между кунгратами и кереитами, связанными участием в монгольских походах, еще свежими воспоминаниями об оставшихся далеко на востоке племенных землях. В этом, па наш взгляд, основная причина сочетания кыпчакских, кунгратских и керейских (или кереитских) этнонимов в одних и тех же образованиях, а также сходства тамг, казалось бы, между различными образованиями. В пестроте и сложности кыпчакских признаков достаточно четко просматривается сходство тамг (я этнонимов) башкирского родя гэрэй-кыпчак, казахского — кара-гирей и керей.

Итак, появление гэрэй-кыпсаков и соответственно других кыпчакских родов с аналогичной тамгой тесно связано с этническими процессами" в Золотом Орде в XIII — начале XIV в. Башкиры этих родов являются потомками кыпчаков Дешт-и-Кипчака, смешавшихся с киреями (ответвлением кереитов) и кунгратами. Находясь, возможно, в числе подвластных кунгратам племен, они восприняли от них некоторые этнонимы и тамги.

В т р е т ь е й г р у п п е этническая история рода ак- или туркмен-кыпсак (тамга — вилы) не связана с закаспийскими туркменами; как это представлялось М. В. Лоссиевскому и П. Назарову. Впрочем, в своих предположениях они ориентировались лишь на этноним туркмен, который среди юго-восточных башкир, особенно кыпчаков, часто встречается в названиях родовых подразделении (только в составе кара-кыпсаков 10 случаев). Народная фантазия создала предания о женитьбе юноши-батыра на красавице из далекой Туркмении, однако это не более чем позднее осмысление присутствия «туркменских» этнонимов.

Родоплеменные названия туркмен зафиксированы в составе ногайцев (Баскаков, 1940, стр. 135), узбеков (Мошкова, 1950, стр. 136) и некоторых других народов. Если миграции небольших групп населения в XVI—XVIII вв. между казахами, каракалпаками и башкирами документально можно подтвердить, то в отношении аргументации аналогичных связей башкир и туркмен возникнут непреодолимые трудности. Остается полагать, что этноним туркмен в башкирскую среду проник значительно раньше.

Впервые в арабской литературе слово «туркмен» появляется в X в., в сочинении географа Ал-Мукаддаси и обозначало оно часть огузов на Сырдарье (Бартольд, 1963в, стр. 548). В этой связи интересны предания, собранные В. Г. Мошковой среди группы узбеков Самаркандской и Бухарской областей, которые называют себя туркменами. Одно из преданий гласит, что предки нуратинских туркмен жили на Сырдарье, откуда в XII в. из-за ссоры с шейхом Ходжа Ахмедом Ясави переселились на Амударью и далее в Закаспий. Однако ушли не все; всякий бедный люд, которому не по силам были далекие переходы, остался в междуречье и осел в Нуратинских горах. В предании есть любопытная деталь о возвращении на Нуратау части ушедших «на запад» туркмен, которых прислали их вожди Акман и Караман (Мошкова, 1950, стр. 136—145). Таким образом, сырдарьинские туркмены X—XII вв. — это в основном огузские племена, которые в какой-то мере смешались с карлуками. В начале XI в. мощное движение, начавшееся в степи под давлением кара-китаев и кыпчаков, завершилось известной миграцией сельджуков и передвижением огузов-туркмен в Закаспий (Агаджанов, 1970, стр. 196—197). Но часть туркмен осталась па Сырдарье и постепенно продвигалась на Нуратау. В начале XIII в. монголы па Сырдарье застали еще довольно многочисленное туркменское население (Бартольд, 1963в, стр. 585, 589). Туркмены были вовлечены в монгольское движение и вновь направились на запад. Но туркмены XIII в. уже отличались от своих предков туркмен-огузов XI в.; с конца XI в. и особенно в ХII в. они смешались с кыпчакскими племенами. Кипчакизация сырдарьинских туркмен завершилась в центре Золотоордынской империи, в Волго-Яицком междуречье, хотя и здесь они сохранили старый этноним. Башкирские туркмен-кыпсаки являются потомками одной из этих групп. Кроме этнонима, об этом свидетельствуют фольклорные параллели: родовые вожди Акман и Караман фигурируют во многих преданиях и шежере башкир, особенно племени мин, этнические связи которого с Мавераннахром в ХIII—XIV вв. подтверждаются на основе письменных источников (см. гл. VI). Об огузском происхождении некоторых кыпчакских родов, в том числе башкирских, дает повод говорить и этноним тау, имеющий наибольшее количество параллелей у башкир (записано 25 названий тау, таулы, каратаулы), туркмен, каракалпаков и узбеков. Этноним тау изредка, но встречается и на востоке, например, у тубаларов Горного Алтая (Потапов, 1972, стр. 52). Древние предания связывают этноним тау с огузами: одного из шести легендарных сыновей звали ТаF (Рашид ад-дин, 1052, I, стр. 86). Наконец, башкиры туркмен-кыпчаки имеют специфичную для них «туркменскую» тамгу, широко распространенную у упомянутых выше народов. У башкир тамги этого типа {табл. 9) называются hуйыр аяk (ножки глухаря) или kазаяk (гусиные лапки). Последнее название kазаяk, в форме казаяклы известно и в качестве этнонима у башкир, каракалпаков (ДАХХ, стр. 98). ногайцев и, вероятно, гагаузов (Баскаков, 1964, стр. 48), у узбеков. Таким образом, появление в Башкирии этнонимов туркмен, тау, казаяклы связано с кыпчакским этапом этнической истории башкирского народа.

Расселение кипчаков в Башкирии

Кипчаки двигались в Башкирию с юга и юго-запада. В преданиях и шежере говорится, что «отцы и деды наши [ата-бабалар] пришли с Азовского моря» и поселились на новой родине, «перейдя через [реку] Итиль» (БШ, стр. 95). Среди части башкирских кыпчаков еще недавно было распространено представление, что древняя родина их предков — кубанские степи (БШ, стр. 108). В ХШ—XIV вв. кипчаки широко расселились по всему Приуралью, концентрируясь в междуречье Белой и Ика. Границы их кочевий на юге были неопределенными; все Волго-Яицкое междуречье, включая долины рек Б. и М. Узень и Чижинские разливы, входило в зону кипчакских передвижений. Однако уже в XIII— XIV вв. под давлением новых волн кочевников они были вынуждены отодвинуться далеко на север и восток. В сказаниях южноуральских кыпсаков и в шежере обычно рассказывается о переселении предков в горы, «с верховьев Демы», «с долины Кинели», «с верховьев Самары, из Ток-Чуранского кантона», «с реки Ик, что впадает в Каму» и т. п.[7] Весь этот район совпадает с южной частью Бугульминской возвышенности и бассейном р. Самары. Продвигаясь с этих земель на север, кыпчаки переправились и на правобережье Белой в ее верхнем и среднем течениях (карта 5). В XIV в. кыпчаки господствовали в нижнем течении р. Демы[8], на левобережье Белой и в долине р. Зилим (БШ, стр. 116).

Большая часть кипчаков устремилась в бассейн западного Ика. Еще в начале XVIII в. «по рекам Ик и Сюнь» располагалась «Сарыш-Кыпчацкая» волость, а «по обе стороны» нижнего течения р. Белой, у ее впадения в Каму была «Гирейская» волость (МИБ, 1936 стр. 137). Где-то на востоке Бугульминской возвышенности, в районе озера Асылы-куль, кочевали кыпчаки рода аслы. В верхнем течении западного Ика жили ак- или туркмен-кыпсаки: их предание рассказывает, как три брата пришли с Ика на Саелмыш охотиться на бобров; старый бобёр, которого хотел убить один из братьев, на курае сыграл старинную мелодию; «поняли братья, что настоящая их родина на Саелмыше и со всем родом перекочевали с Ика сюда»[9].

К концу XIV в. кыпчаки кочевали почти на всей территории, на которой обитали племена, носившие к этому времени общий этноним башкурт. Весьма вероятно, что фронт кыпчакского проникновения захватил и юг современной территории Татарии.

Движение кипчаков на север и восток с Бугульминской возвышенности особенно активным становится в конце XIV—начале XV в. и было связано с событиями в переживавшей распад Золотой Орде. Кыпчаки или кипчакизированные родоплеменные группы расселились в эту эпоху в разных районах современной Башкирии пли частью остались в Приуралье. Гэрэй-кыпчаки расселились по р. Зилим, откуда позже были оттеснены дальше на восток, в горы. От гэрэй-кыпчаков отделился род карагай, который занял горные долины. Остальные роды — кара-, ак-, санкем-, суун- и бушман-кыпчак поселились на территории от южной излучины Белой до низовьев Сакмары. В XV—XVI вв. под напором ногайцев они углубились к северу по течению Нугуша и восточнее — в лесные районы левых притоков Б. Ика. Но основным районом расселения и «старинными землями» южные кыпчаки всегда считали низовья Сакмары (Соколов, 1904, стр. 62).

Дальнейшие направления и этапы передвижения южноуральских кипчаков в XVI — XIX вв. аналогичны миграциям других юго-восточных племен. Одновременно с бурзянами и тангаурами, карагай-кыпсаки вышли в Зауралье. Полевые материалы, которые здесь не приводятся, позволяют проследить постепенное передвижение на восток и в Зауралье кыпчаков, начиная с самых западных пределов гэрэй-кыпсакской территории. С переселением бурзян на юг в XVII в. кыпчакские территории здесь оказались расчлененными. В XVII— XVIII вв. в едином потоке с бурзянами и другими юго-восточными башкирами кыпчаки устремились на запад[10], чтобы занять после ушедших ногайцев старинные земли по правым притокам Самары, и далее на юг — в долины рек Б. и М. Узень и на Чижинские разливы. Отсюда они вместе с башкирами других племен во второй половине XIX в. были переселены на Б. Иргиз.

Содержание книги