Академия наук СССР. Башкирский филиал. Институт истории, языка и литературы.

РАИЛЬ ГУМЕРОВИЧ КУЗЕЕВ. ПРОИСХОЖДЕНИЕ БАШКИРСКОГО НАРОДА. ЭТНИЧЕСКИЙ СОСТАВ, ИСТОРИЯ РАССЕЛЕНИЯ. МОСКВА, НАУКА, 1974. ©

Ссылка на автора обязательна! ©

Ответственный редактор Т.А. Жданко.

Материалы в электронном виде предоставлены Б.А. Муратовым.

СОДЕРЖАНИЕ (указаны стр. из книги)

О ПРОИСХОЖДЕНИИ И ИСТОРИИ РАССЕЛЕНИЯ ПЛЕМЕНИ ЮРМАТЫ

36. История расселения

37. Этническая история

Происхождение и этническая история племени Юрматы привлекает исследователей в связи с башкиро-мадьярской проблемой. Возникновению и развитию этой проблемы, кроме, упомянутых противоречивых сведений средневековых арабо-персидских и западноевропейских источников, в немалой степени способствовали параллели в родоплеменной этнонимии башкир и древних венгров. Константином Багрянородным среди семи венгерских племен эпохи завоевания родины (IX—X вв.) названо племя Γερματου [1934, гл. 40). Следы этой этнонимии сохранились «в многочисленных названиях населенных пунктов» современной Венгрии (Nemeth, 1966, стр. 8). Многие исследователи считают, что племя Юрматы (древневенг.: Gyarmot, Gyormot, Gyurmot, Gyermat) по происхождению угорское; точнее, предки юрматынцев — древние венгры, которые в эпоху средневековья (XIII—XIV вв.) подверглись тюркизации (Мольнар. 1955, стр. 115). В последние годы появились новые взгляды на происхождение этнонима и его носителей. По мнению В. Ф. Генинга, в основе этнонима юрматы (и соответственно юрми) лежит этнооснова юр самодийского происхождения (Генинг, 1967, стр. 73-75) . Сформулирована также гипотеза о сармато-аланских корнях, как этнонима, так и самих юрматынцев (Гордеев, 1969, стр. 165; 1969а, стр. 11). В 1962 г. в совместной статье с Т. М. Гариповым (Гарипов, Кузеев, 1962,. стр. 341) мы допускали возможность заимствования этнонима юрматы «из угорских языков», хотя не подвергли сомнению идею о тюркском происхождении самого племени. Венгерские лингвисты, интерес которых к проблеме Ungaria Major в последние годы вновь заметно повысился, этимологию слова юрматы возводят к тюркскому корню, хотя не считают, что изыскания в этом направлении завершились (Ligeti, 1964, стр. 234). К более определенным выводам пришел академик Д. Немет: этноним юрматы, пишет он, «происходит из того же тюркского языка с чувашским отпечатком, из которого происходят остальные наши заимствования из древнетюркского языка» (Nemeth, 1966, стр. 19). Ниже мы убедимся, что это очень важный вывод.

Попытаемся подойти к решению вопроса об этнической принадлежности племени юрматы в свете историко-этнографических данных.

Во всех сохранившихся юрматынских шежере (БШ, стр. 27— 29, 173—174; Мирасов, 1927, стр. 4—5) генеалогия и древняя история племени неизменно связываются с тюркским миром. Одна из родословных возводится к библейскому родоначальнику тюрков Яфесу и его сыну Тюрку, а далее следует имена: Тутек, Илжэ, Бакты, Кийек, Илтэзэр, Ильбарыс, Юлбарыс, Акъегет, Сулун, Дэрбэш, Хамат, Амат, и, наконец, Юрматы. В другом шежере Юрматы-бий показан родным братом Бурзяна (БШ, стр. 174). Сами по себе шежере, конечно, ничего не доказывают. Однако напомним: все исследователи, которые считают юрматынцев тюркизированными уграми, относят решающий этап их тюркизации к XIII — XIV и даже к XV вв. Но после встречи мадьяр с монахом Юлианом в XIII в., который говорил с соотечественниками на венгерском языке (ИА, 1949, стр. 81), потребовалось бы не менее столетия-двух, чтобы их потомки полностью забыли язык предков и главное утратили всякие воспоминания о былой этнической принадлежности. Между тем, в самом старом шежере племени Юрматы, написанном в первоначальном варианте в середине XVI в. (БШ, стр. 177 — 178), нет никаких намеков на угорские (древнемадьярские) или вообще нетюркские этнические связи юрматынцев, хотя описание событий из истории племени начинается в нём с XIII — XIV вв. Напротив, в юрматынских шежере имена древних предков в генеалогиях обычно соответствуют антропонимии старотюркских преданий и мифологии (ср. БШ, стр. 27—29; Рашид ад-дин, 1952, >стр. 76; Кононов, 1958, стр. 39 — 40) или же отражают имена реальных исторических личностей средневекового Поволжья. Так, на реках Зай и Шешма юрматынцы «пребывали под властью ханов Амата, Самата» (БШ, стр. 31), «кочевых ханов » XIV в., упомянутых также в анонимном сборнике XVII в. «Дафтар-и Чингис наме» (Усманов, 1972, стр. 113).

В конце XIX в. П. С. Назаров, одним из первых изучивший местные исторические предания, высказал убежденность в том, что некоторые имена из башкирских генеалогий восходят к булгарской ономастике (Назаров, 1890, стр. 7). Применительно к юрматынцам это наблюдение является весьма вероятным и заслуживает специального изучения (см., например, Ильбарыс, Юлбарыс. Дэрбэш — в юрматынском шежере и булгарские имена Барас или Барс у Ибн-Фадлана; Ковалевский, 1954, стр. 16; имя Дарваш на булгарских эпиграфических памятниках; топонимы Дербишево, Дербешка — в Прикамье и в Башкирии). Особое значение в этом плане имеет установленный выше факт расселения юрматынцев в XIII— XIV вв. на юго-восточных границах булгарской территории.

В изучении связей юрматынцев с булгарами неожиданно большую роль может сыграть этническое родство племен Юрматы и Юрми. Этноним юрми (в форме ерми) перечисляется среди названий «древних родов» дунайских болгар: согласно славяно-болгарскому пленнику, некий Гастун «из рода Ерми… был наместником 2 года» (Куник, 1878, стр. 128). Есть и другой важный для нас источник. Это надпись на колонне IX в., найденной во время раскопок близ древней столицы дунайских болгар города Плиски (Успенский, 1905, стр. 192). Надпись сделана греческими буквами и четвертое слово текста, указывающее на родовую принадлежность лица, в честь которого воздвигнута колонна, читается ермиарис (ερμιάρης). Уже автором раскопок Ф. И. Успенским это название было сопоставлено с этнонимом ерми из славяно-болгарского именника, установлено, что они «совершенно совпадают» и что это название одного из тех пяти племен, «генеалогия которых идет в глубокую даль болгарской истории» (Успенский, 1905, стр. 215). «Глубокая даль» этой истории могла уходить в Приазовье, где протекала история великих болгар. Есть основание думать, что великоболгарское племя Ерми было представлено не только на Дунае, но и в Волго-Камье. Кроме башкирской родоплеменной этнонимии (племя Юрми), доказательства этому можно найти в составе чувашских языческих имен с аналогичной основой: Юрмекей, Юрмет. Весьма показательно, что имя Юрмекей В. К. Магницкий упоминает в числе «тавраш», т. е. чувашских языческих родовых фамилий (Магницкий, 1905, стр. 10).

Итак, образуется интересная цепь аналогии: великоболгарское и дунайскоболгарское племя Ерми, чувашская родовая фамилия Юрмекей, башкирский племенной этноним Юрми. Эти наблюдения придают исследованию этнической принадлежности раннесредневековых юрматынцев новое направление, которое возможно дополнить данными топонимики, фольклора и сопоставительным анализом некоторых явлений культуры. Древние этнические контакты предков юрматынцев с волжскими булгарами подтверждаются, в частности, материалами по оронимии и гидронимии с юрматынской территории на Урале. Названия гор Тура-тау (Бог-гора или Гора-святилище), Курман-тау (Укрепленная гора), рек — Эсэм (сим — древний напиток чуваш), Уран (лощина, русло реки; то же на башк. -татарск. — uz’e’n) прозрачно этимологизируются, как показал еще Н. И. Ашмарин, с позиций болгарского и чувашского языков (Ашмарин, 1902, стр. 51—66). Архаические памятники устного народного творчества юго-восточных башкир (например, кубаир «Ай Уралым, Уралым») находят неожиданные и в то же время поразительные параллели в булгарском фольклоре (МК, 1960, стр. 103; Харисов, 1954, стр. 55—56). По-новому звучат наши прежние выводы об обширной зоне общности в древних слоях культуры башкир, чувашей и татар, сделанные на материалах народного 'искусства и орнаментики (Авижанская, Бикбулатов, Кузеев, 1964, стр. 242 — 243). Ряд сходных элементов в изобразительном творчестве башкир и татар непосредственно объясняется их общей булгарской основой. Проиллюстрируем это примером: А. П. Смирнов к «специфически булгарским» изделиям относит серебряную ладанку (капторга), украшенную изящным орнаментом в виде трилистника (Смирнов, 1951, стр. 122, табл. IV, рис. 71). Орнамент этого типа унаследован от булгар казанскими татарами. Юго-восточные башкиры вплоть до XIX в. сохранили не только орнамент, но и форму предмета с композицией рисунка. Башкирские кожаные охотничьи подвесные сумки (kаптырFа, qapti’rgha) формой и тисненым орнаментом в точности копируют булгарские ладанки (Авижанская, Бикбулатов, Кузеев, 1964, стр. 195, 198; табл. XXXI). Истоки орнамента-трилистника уходят в глубь веков и теряются где-то в степях Средней Азии и в предгорьях Алтая, однако к башкирам он проник и распространился через булгарский мир. Аналогично происхождение старинных женских головных уборов башкир, имеющих ближайшие параллели у чувашей (Шитова, 1968).

В башкирских преданиях о юрматынцах и юрмийцах также улавливаются сюжеты, свидетельствующие о присутствии булгаро-чувашских мотивов в этнической истории этих племен. В северной Башкирии записано сказание о борьбе башкир с народом Юрми (юрми халkы, yurmi khalqi’), которые происходили «из черемисов или чувашей[1]. Горные башкиры в прошлом нередко называли юрматынцев «черемисскими башкирами» (сирмеш башkорты, sirmesh bashqorti’)[2], т.е. считали их принадлежащими генетически к иноязычному Волго-Камскому финно-угорскому миру народов, к которым они, естественно, относили и чувашей.

В то же время остается твердо установленной этнонимическая параллель древневенгерского Gyarmot и башкирского Юрматы (ср. чув. языческое имя Юрмет, Магницкий, 1905, стр. 96). Эти параллели могли возникнуть только на основе реально существовавших в прошлом этнических связей между мадьярскими и башкирскими племенами. Но они, эти связи, могли быть прямыми или опосредованными; в настоящее время это трудно установить, так как в этнонимические сопоставления вовлекаются родоплеменные названия нескольких народов: башкир, чувашей, болгар, венгров, в ранней этнической истории которых еще очень много лакун. Но в последнее время накопление идей и материалов в этом направлении идет довольно активно. Долгое время, например, было загадкой присутствие в составе племени Юрматы рода Мишар. О поздней инкорпорации в состав племени на правах рода татар-мишарей говорить не приходится, так как к моменту присоединения Башкирии к Русскому государству мишар-юрматынский род, судя по историческим преданиям и другим источникам, уже существовал (БШ, стр. 173). Кроме того, отлично мишар-юрматынских тамг от общеюрматынских (табл. 1) е может не наводить на предположение об иных, не юрматынских истоках происхождения рода. Еще в 1929 г. С. П. Толстов выдвинул гипотезу о мадьярском этногенезе мишарей и преемственной связи этнонимов мишар и мадьяр (Толстов, 1929, стр. 158). Эта идея на антропологическом материале получила поддержку Т. А. Трофимовой (1949, стр. 240), а на основе историко-этнографических изысканий — Р. Г. Мухамедовой, которая считает, что этноним мишар является закономерным развитием средневекового этнонима мажар (можар) (Мухамедова, 1972, стр. 13). Признавая солидность аргументации общей идеи, заметим, что новейшие этимологические экспертизы позволяют внести в нее некоторые любопытные дополнения и уточнения.

Ко времени завоевания венграми родины исследователи отмечают три слова из семейства madyar в разных значениях: mod’er — в значении страна мадьяр; mod’ar — в значении антропонима (имени вождя); med’er — в этнонимическом значении, так называлось одно из древневенгерских племен (Lotz, 1956, стр. 679— 680). Таким образом, мы видим здесь два корня: mod, относящийся к стране или к венграм в целом, и med, — основу этнонима одного из крупных племен, по имени которого впоследствии получила название вся народность (ИВ, 1971, стр. 93). Подчеркнем, что, по мнению лингвистов, убедительно доказывается угорский корень взаимосвязанной основы mod’ — med’, так как эквиваленты им находятся во всех угорских языках (Lotz, 1956, стр. 681). Как могло происходить развитие угорской этнонимии в условиях Поволжья и Приуралья? На этот вопрос можно найти ответ в исследовании Д. Немета, который также различает формы modyar и modyer. Развитие обоих вариантов, по словам Д. Немета, «мы наблюдаем в древней России». Из варианта modyar, который имел древневенгерскую форму možer (соответственно — можар, мажар), из варианта medyer развивается mežer и далее mi(š)žer и mišar (Nemeth, 1966, стр. 17-18).

Из сказанного мы можем сделать некоторые заключения. Во-первых, топонимы с основой можар, мажар, известные также и на территории Башкирии, не находятся в прямой связи с этнической историей мишарей и с происхождением их этнонима. Более вероятным является предположение, что топонимы с этой основой оставлены населением угорского или финно-угорского происхождения, часть которого оказалась в составе мадьярского союза. Трудно также согласиться, с попытками связать топонимы с основой «маджар», распространенные в эпоху позднего средневековья на Северном Кавказе и в Средней Азии, с этнонимом мадьяр. Очевидно, действительно, мы в данном случае имеем дело с этнонимическими созвучиями (Волкова, 1972, стр. 42; Ртвеладзе, 1972, стр. 155) и реальное значение многочисленных этнонимов, топонимов и антропонимов с основой «маджар», известных в тюрко-монгольском мире эпохи средневековья, еще предстоит, раскрыть. Во-вторых, этнически к одному из древних угорских племен мадьярского союза восходят своим происхождением мишари, этноним которых также имеет угорско-мадьярскую основу. В-третьих, башкиры рода мишар-юрматы являются далекими потомками оторвавшейся от племени medyer группы древних венгров и влившейся в состав племени Юрматы. Время мадьярской инкорпорации в состав юрматынцев установить трудно, но, судя но историческим преданиям и другим косвенным данным, это произошло сравнительно поздно, во веяном случае незадолго до миграции племени Юрматы с западных земель на Урал. Однако исторически это вполне объяснимо. Не будем забывать, что Юлиан застал венгров на Волге еще в XIII в. и, следовательно, завершение ассимиляции венгерских групп в тюркской среде могло относиться лишь к XIV—XV вв.

Итак, основные моменты из этнической истории племени юрматы — расселение в XIII—XIV вв. в восточном Закамье в ближайшем соседстве от волжских булгар, этническое родство с великоболгарским родом Ерми, пребывание рода Юрми в составе приазовских и дунайских болгар, булгарская оронимия и гидронимия на новой южноуральской территории юрматынцев. параллели в материальной и духовной культуре и, наконец, происхождение этнонима “юрматы” на базе булгарско-чувашского языка — дают основание выдвинуть идею о древнетюркском происхождении этнической основы юрматынцев. Второй вывод, вытекающий из тождественности башкирского и древнемадьярского этнонимов, присутствия в составе племени рода мишар-юрматы заключается в том, что юрматынцы пережили этап этнического общения и смешения с уграми — предками венгров. Вопрос о принадлежности древних юрматынцев к собственно булгарам мы оставляем открытым. Имея в виду расселение юрматынцев в XIII в. на периферии основной территории Волжской Булгарии, сформулируем наше заключение более осторожно: средневековые юрматынцы — угрозированные тюрки, вместе с булгарами переселившиеся в свое время из Приазовья на Волгу. О последнем свидетельствует история племени Юрми (Ерми), которое, очевидно, разделилось в период пребывания болгар на юге: часть юрмийцев ушла на запад, на Дунай, остальные вместе с родственным племенем юрматы (если под этими этнонимами не подразумевается единое образование) последовали на Волгу.

ЭТНИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ ПЛЕМЁН БОРЗЕН, УСЕРГАН И ТАНГАУР

Территория племен борзен, усерган и тангаур на Южном Урале образует единый массив, лишь в западной части несколько нарушаемый кыпчакскими поселениями. Историческая судьба этих племен, по крайней мере на обозримом для наших источников периоде, всегда была тесно переплетена.

Этнические связи племён Борзен, Усерган и Тангаур со Средней Азией и Приаральем

Древние предания племен усерган, тангаур и борзен связывают их первоначальное местопребывание до переселения на Урал с долиной Сырдарьи и Приаральем. «Прадед башкирского народа» Муйтен, — рассказывает усерганское шежере, — жил «со своим родом на Сырдарье». Внуков родоначальника борзен Борзен-бия звали Арал-бий и Урал-бий: Урал-бий перекочевал в долину р. Яик, Арал-бай остался па старой родине и вместе собратьями Апэком и Бускыном кочевал «в восточных степях... вокруг Аральского озера» (Мирасов, 1930, стр. 73)[3]. Эти повествования перекликаются с многочисленными сказаниями юго-восточных башкир о переселении их предков на Урале Сырдарье или с берегов легендарного моря Мбуф (варианты Уф, Уп, Муф), которое ассоциируется сказителями с Аральским морем[4]. Предание о переселении гласит: «В те далёкие времена предки башкир жили на Сырдарье, они но велению судьбы вынуждены были покинуть свою прежнюю родину. Однако башкиры заблудились в безбрежных степях; когда их гибель казалась неизбежной, в некотором отдалении от кочевников появился волк. Волк не подпускал к себе людей, но и не покидал их, все время держась в некотором отдалении от них. Тогда аксакалы сказали: «Следуйте за волком; пусть волк будет вашим предводителем (ырыубашы — предводитель рода. — Р. K.)». Предки башкир шли много дней и много ночей за волком. Если волк шел, шли за ним и люди; если волк останавливался, останавливались и люди. Когда «ни дошли до Уральских гор, волк неожиданно исчез. И поняли аксакалы, что, горы Урала, плодородные его долины и степи станут новой родиной башкир»[5]. В аналогичных сказаниях всегда превалирует главная идея: усерганы, тангауры и борзене приобрели новую родину благодаря волку — тотему-покровителю древних башкир.

Волк как тотем занимал большое место в мифологии древних тюрков и монголов Центральной Азии и Восточной Европы. В тюрко-монгольской мифологии волк выступает в качестве прародителя и покровителя всех тюрков и монголов (Потанин, 1899, стр. 29; Кононов, 1947, стр. 47; Гумилев, 1959, стр. 105; Артамонов, 1962, стр.-103). С. П. Толстой, обобщивший огромный материал по тотемизму тюрко-монгольских народов, пришел к выводу, что образ «голубого» или «небесного» волка является «древнейшим пластом в средне- и центральноазиатском тотемизме», в котором волк выступает как предок «целого ряда народов Средней и Центральной Азии» (Толстов, 1935, стр. 15).

Особенный интерес для нашей темы представляют аналогичные сюжеты в огузском и туркменском фольклоре. По заключению В. В. Радлова в цикле легенд о мифическом прародителе туркмен Огуз-кагане «голубой волк — Ko’k bo’ri» выступает как путеводитель и покровитель тюрков. В сказании об Огуз-кагане имеются строки, вызывающие ассоциации с башкирским преданием: «...и увидел [Огуз-каган], что в его войске снует туда и сюда сивошерстный, сивогривый волк, служа ему. Следуя за этим волком, двинулись все они далее. По прошествии нескольких дней остановился этот сивошерстный, сивогривый, высокий волк, и Огуз со своим войском тоже остановился...» (Радлов, 1893, стр. 24). Отзвуки этого сюжета до сих пор существуют в фольклоре туркмен: Т. А. Жданко записала легенду о переселении туркмен из низовьев Сырдарьи на юго-запад, к Теджену и Атреку, под предводительством собаки (Жданко, 1971, стр. 162). Для сравнения приведем еще одно башкирское предание: «В незапамятные времена очень сильный туркменский хан (вариант: могущественный Огуз-хан) победил и поработил всех башкир. Хан взял в жёны четырех башкирских девушек, но лишь пятая забеременела. И хан сказал: если родится сын, то возвращу башкирам свободу. Ханская жена-башкирка родила сразу двух сыновей. Ушли башкиры из-под власти хана, но где-то в безбрежных песках (варианты: в песках Туркмении; в песках около Бухары) потеряли дорогу. Тогда-то перед ними явилось удивительное животное. Не то волк, не то собака. Шли башкиры за животным три месяца. Наконец, пришли к большой реке; тут зверь и пропал»[6].

Упоминание Огуз-хана, Бухары, Башкуртских гор, Туркмении, туркменских ханов, волка или собаки является обычным для исторических повествований юго-восточных башкир. Замечание же В. В. Радлова и новые материалы по историческому фольклору привлекают внимание тем, что в башкирских этногенетических преданиях волк (иногда собака), как и в огузо-туркменском фольклоре, выступает в роли путеводителя и покровителя древних башкир. В целом предания юго-восточных башкир о волке, как тотеме-путеводителе и покровителе, наиболее близки к аналогичным сюжетам в огузской мифологии.

До недавнего времени у алтайских тюрков, якутов, бурят а также у туркмен, узбеков, казахов, татар и других народов сохранялись многочисленные поверья и приметы, связанные с волком (Толстов, 1935, стр. 12—15; Потапов, 1958, стр. 136-140; Потанин, 1916, стр. 171, 172; Насыров, 1880, стр. 266; Карпов, 1929а, стр. 56). Характерной чертой «культа волка» у тюркских пародов являются представления, рисующие волка как защитника от всяких несчастий (болезней, сглаза и т. д.) и покровителя рода. Волк оберегал благополучие и само существование рода, а позднее — выступал «тотемом-покровителем» отдельной семьи.

В этнографических материалах по юго-восточным башкирам роль волка как тотема-покровителя выступает весьма явственно. Ёщё в начале XX в. сохранялся обычай закапывать под порог строящегося дома волчий череп или же волчью шкуру. Делалось это, по словам информаторов, чтобы оградить род, семью от злых сил, чтобы «род и семья благоденствовали и размножались»[7]. Широко был распространен обычай ношения амулетов из волчьих зубов или клыков. Амулеты вешали в виде ожерелья на шею детей, привязывали к колыбели или нашивали на детскую одежду от «сглаза». «От исцеления болезни, — писал в XVIII в. В. Н. Татищеву капитан Г. И. Стрижевский, — башкиры привязывала на шею или к рукам, идя к ногам волчьи зубы» (1909, стр. 173). Еще несколько десятилетий назад юго-восточные башкиры лечила туберкулез волчьей желчью, а многие другие болезни — отваром волчьего мяса или волчьих когтей[8]. Почитание волка как тотема-покровителя нашло отражение в этнонимии (род волка в составе усерганов, подразделения волк — в составе многих племен), топонимии (на усерганской территории четыре населенных пункта Bashbu’re или Bu’rebash — Волчья голова), ономастике (мужское имя Bu’rebay).

Юго-восточные башкиры более отчетливо, чем другие народы, сохранили пережитки древних тотемистических представлений о происхождении тюрков от волка. Это хорошо иллюстрируется народной этимологией этнонима 6ашkорт. Усерганы и тангауры связывают происхождение этнонима с упомянутым преданием о переселении предков под предводительством волка с Сырдарьи на новую родину. В соответствии с преданием этноним расчленяется на слова баш 'голова' и kорт или Fорт — на юго-западных (огузских) языках 'волк' (в умысле: башы kорт 'во главе с волком' или 'волчья голова')[9].

Итак, историко-этнографические материалы свидетельствуют о центральноазиатских истоках этнической истории племен усерган, тангаур и бурзян. Этногенетические сказания этих племен возводят древнейших предков к легендарной эпохе, когда на знамени «древнего тюрка» Ашина в Центральной Азии красовалось изображение головы волка. Захваченные волной кочевников, хлынувших в первой половине и в середине I тыс. н. э. на просторы Западной Сибири и Средней Азии, предки башкир перекочевали и в течение нескольких столетий пребывали на обширной территории, включающей течение Сырдарьи, прилегающие с севера и юга степи, а позднее — обширные районы Приаралья.